Веди себя послы иначе – и, вероятно, хан и старшие найманов еще поразмыслили бы над предложением своих соседей, синих. Трудно глядеть на себя со стороны и трудно взвешивать в раздражении. Оскорбленные наглостью, соседи синих монголов найманы с бранью выгнали послов Тенгиза. Выгнали после спора между собой – отпустить ли послов целыми или обкарнать им для позора носы и уши.
Выгнали. Выгнав, успокоились. А далее что делать? Поразмыслив, найманы решили оставить летние угодья и отойти на север, тем самым положив между собой и синими монголами палец Гоби, который пустыня высовывает на восток. Больше трех дней требуется, чтобы пройти палец – бесплодную песчано-каменистую полосу.
Обремененные стадами и вьючными верблюдами, найманы двинулись, медленно спеша и без всякого порядка. Кто сожалел о покинутых местах, утешаясь временностью разлуки, кто тешился переменой, желанной по своей неожиданности. Пыль, взбитая сотней тысяч конских, овечьих, коровьих копыт, застилала землю и небо. Серо-желтые облака ее были видны на день пути.
Утром третьего дня синие монголы набросились на найманов. Они могли бы напасть и на рассвете. Пренебрегая временем, обычным для внезапных нападений, они дали найманам сняться с привала. Синие гнали пастухов, избивая отставших, пытавшихся сопротивляться, и с ходу сбили найманов в толпу. Найманы считались людьми храбрыми и гордыми. Благоразумие заставило их переночевать после угроз хана Тенгиза, так как синие монголы заметно превосходили найманов числом. Превосходили и воинским строем, впервые увиденным найманами только сейчас, в час позднего утра и поздних сожалений.
После краткого сопротивления, утроившего ярость нападающих, найманы бросили бесполезное оружие. К Тенгизу привели найманского хана. Победитель спросил побежденного:
– Согласен ты сам стать синим монголом и приказать твоим перестать быть найманами?
Хан, возрастом годившийся Тенгизу в отцы, не подарил молодого хана длинной речью. Мотнув головой так, что кровь из рассеченной щеки окропила морду Тенгизова коня, найман плюнул и ответил:
– Нет! Да поразит тебя Небо!
Тенгиз согнул палец, и хан найманов рухнул с рассеченной головой. Кто-то из близких с криком упал на тело. Тенгиз опять согнул палец, и монгольское копье соединило в смерти обоих.
Через час найманов не стало. Смирившихся включили в десятки. Разбавив собой войско синих монголов, бывшие найманы рядом с новыми товарищами по тропе станут такими же. Кибитки, стада, женщины и старики были отосланы назад, на бывшие найманские, теперь же общие кочевья.
Хан Тенгиз двинулся к верховьям реки Керулен. Шли быстрыми переходами, привычно пользуясь запасными табунами. Высокой степью, прикрытой горными грядами, откуда свое начало берут реки Онон и Керулен, владели татары. Среди них, как выяснилось впоследствии, замыслы хана Тенгиза увлекли некоторых, сумевших заранее навербовать тайных сторонников. Открытое предложение Тенгиза было обсуждено на бурной сходке. Спор между татарами вылился в схватку: были убиты хан татар, его старший сын и несколько десятков противников союза. Младший сын хана, отказавшись от татарской отдельности во имя объединения всех людей монгольской крови и обычаев, увлек остальных. Хан Тенгиз создал цепь войска из десятков и сотен, в которых каждый отвечал за всех и все отвечали за одного. Как и найманы, так теперь татары растворились по одному, по два в первых десятках. Тенгиз говорил: нет более деленья на племена, все равно монголы, все равно кочевники, все одинаково свободны душой, все одинаково послушны без размышленья: в десятках – десятнику, в сотнях – сотнику, в тысяче – тысячнику. И все одинаково – цепь, и каждый в цепи равноценен, ибо самая сильная цепь не сильнее каждого кольца.
Увеличив войско чуть больше чем вдвое против числа, с которым начал поход, – легко знать, когда строй весь одинаков, – хан Тенгиз пошел на юго-восток. К сунскому городу Калче, о чем знал он один. По пути, занявшему время от одной молодой луны до другой – сейчас Тенгиз не торопился, – сдались без сопротивления еще три племени кочевников родного языка. Склонились они без спора, и кровь не пролилась.
Монголы шли вне обычных путей и не ближе одного перехода от торной тропы, древней торговой дороги, по которой Поднебесная общалась с Забайкальем и Прибайкальем, богатыми мехами, золотом, скотом.
Использовав скрытость – залог ужаса, хан Тенгиз упал на Калчу, подобно камню, выроненному небом над вершинами воздушных стен земли.
Калча, что значит – «ворота», называемая также Калган, была сильным торговым и перевалочным местом перед Стеной. К востоку от Калчи, за Стеной, начинались исконные владенья Поднебесной. Перед зимой к Калче приближались кочевники со стадами, и здесь происходила торговля лошадьми, верблюдами, крупным и мелким скотом, кожами, салом на пространстве, для простого обозрения которого сунскому купцу приходилось проводить в разъездах шесть дней.
Монголы обложили Калчу, угрожая штурмом и, для начала, уничтожением всего, расположенного за стенами. Через несколько дней переговоров Тенгиз соизволил принять выкуп. Полученное серебро монголы тут же в Калче превратили в железо, железные изделия и оружие. Обещая необычайно высокую оплату и награду за усердие, хан Тенгиз вербовал кузнецов, оружейников и шорников. Монголы, ограничившись угрозами, никого в Калче не обидели. Несколько сотен калчинских ремесленников соблазнились выгодой. Правитель Калчи обязал ремесленников вызнать все о монголах и не стал им препятствовать. Нескольких оружейников правитель вызвал к себе в ямынь и беседовал с каждым порознь, секретно.